Нельбовь

                                             

                                         

Тонкая полоска света показалась на востоке. Оскар потянулся, неприятно хрустнула шея, по ногам иголками запрыгало онемение. Он открыл дверь и, продолжая щуриться опухшими, тугими веками, выбрался из машины. Под ногами закружилась бурая пыль, которая, тонкой, залатанной пеленой покрывала в этом пустынном куске вселенной всё и всех. Разминая затекшие плечи и пытаясь прийти в себя после тяжелой дремоты, навалившейся на него несколько часов назад, Оскар побрел вдоль дороги по выжженной земле в надежде сбросить оковы сонного оцепенения.

Он брел, с усилием передвигая ноги, вязнувшие в сухом воздухе как в грязи.  Брел, все еще плохо ориентируясь в пространстве, как окружающем, так и наполняющем его. На ощупь, напрягая полу ослепший внутренний взор, Оскар пытался собрать обрывки сновидения, которые с каждой секундой бодрствования блекли и теряли очертания.  В памяти всплыл образ Морисы, такой отчетливый и плотный, что Оскар неосознанно дернул головой, ожидая увидеть на растрескавшейся земле еще одну тень.

Но, как и прежде, он был один - определенно, ближайшие сто миль не могли похвастаться хоть чьим-то более-менее значимым присутствием. Оскар вернулся к туманным мыслям. Мориса, уверенно обосновавшись где-то в районе затылка, он чувствовал это по медленно разливавшейся тупой боли, притягивала к себе внимание, не позволяя отвлечься ни на секунду.

 Высокая и прекрасная, с роскошными волосами, цвета черного шоколада и золотистой кожей египетских монархов, она всегда, с той первой встречи в магазине, казалась ему божеством, лишь на мгновение сошедшим на грубую землю и готовым исчезнуть в любую секунду.

Тогда, три года назад, Мориса заканчивала ординатуру и работала в детском отделении местной больницы. А Оскар, будучи рыхлым и невысоким продавцом дисков с вечно потными ладонями, не мог и подумать знакомиться с такой девушкой. Но Мориса, была из тех, кому желания важнее условностей, она выбрала его, легко и без раздумий шагнув на встречу. Через несколько месяцев они поженились. Оскар не верил своей удачи, никто не верил. Каждый раз, идя рядом со своей молодой женой, он чувствовал, как преображается, словно ее красота заразна, как особенный вирус, способный сделать его выше и стройнее, а она никогда не оборачивалась. Оскар не знал, что Мориса нашла в нем, сложный внутренний мир? Пожалуй… Восточный суп – вот с чем он сравнивал то, что варилось внутри. Много странных ингредиентов в мутной жиже, смешанный вкус и ничего не разобрать. Иногда, в моменты призрачных терзаний, по непонятным причинам этот суп начинал закипать, испуская тяжелый, кислый запах сомнений. Удушливый пар поднимался, застилая собой всё, и тогда, ища простоты и ясности, он вспоминал о своей богообразной жене. Это помогало вареву остыть, и тяжесть отступала.

Так было до тех пор, пока Мориса не заболела. В тот момент ему открылась ужасная тайна -  боги смертны и боль в ее глазах отразилась в нем. Больше не было сияющего счастья и простоты. В их доме разрослась плесень страдания и тоски. Да, он тосковал, тосковал, глядя, как она измученная процедурами, с посеревшей кожей и поредевшими тусклыми волосами спит, тяжело дыша, тосковал, ловя ее вымученную улыбку, адресованную ему, тосковал, оставаясь один во власти беззубых вины и сожаления, которые глодали его медленно и мучительно.

Болезнь прогрессировала, а врачи разводили руками – Мориса могла прожить еще 20 лет, постепенно разрушаясь, как заброшенное здание под дождем и ветром, а могла не встретить следующий рассвет.

Оскар пнул камешек и тот, отлетев, звякнул, ударившись обо что-то.  Перед ним стоял огромный рекламный щит с выцветшим плакатом, на котором был изображен нож. «Умный метал – безопасное оружие» – сообщала реклама. Оскар нахмурился, пытаясь вспомнить, когда впервые заговорили о массовом производстве «умного» металла. Наверное, лет 10 – 12 назад, он еще учился в средней школе. Тогда никто не верил, что это возможно, металл определяющий, что резать, а что нет, словно обладал собственной волей и пониманием мира людей. Безопасное оружие казалось таким же бредом, как обезжиренное масло. И все же, через несколько лет все ножи и пули «знали» свои задачи и следовали только им. Они никогда не ошибались, безмолвные прокуроры, адвокаты и судьи в одном твердом кусочке метала, спасающем и карающем не смотря ни на что. Как это происходило обычному обывателю было не известно, но, в каждом кармане и каждой сумочке уже лежали изящные кортики и пистолеты полные таинственных пуль, с маркировкой «для самозащиты». Теперь люди доверяли оружию, больше чем друг другу.

 Цели оружия были ограничены и лимитировались государством, что увеличило безопасность населения. Конечно, появились теневые рынки, на которых можно было найти альтернативные разрешенным варианты. Многие из них опирались на характеристики личности владельца или жертвы, нежели на условия их контакта. Хотя, желания заказчиков порой приобретали странные формы, что позволяло повышать цены и расширять сферу влияния.

Солнечная рана на востоке все расползалась, продолжая кровоточить  розовым светом, растекавшимся последним видением Помпей по заброшенному шоссе и сухим землям по обе стороны от него. Взглянув на часы, Оскар повернулся и пошел обратно, с каждой секундой ускоряя шаг. Тишина, прорезаемая лишь шорохом подошв, трущихся об заскорузлую почву, забралась за воротник легким ознобом. Дойдя до машины, он остановился, опершись на капот, тот неприятно скрипнул, вызвав прилив терпкого страха, отозвавшегося тошнотой. В памяти всплыла кровать и Мориса на ней, несчастная, (он словно чувствовал ее муки на ощупь), в полумраке прохладной комнаты запах лекарств и ее ладонь, влажная, холодная и липкая. Иногда, после определенных процедур ее рвало, и в эти моменты Оскара тоже начинало мутить. Однажды он сказал об этом врачу, а тот лишь развел руками – и не такое бывает, иногда мужья так переживают за своих жен, что перенимают даже симптомы беременности и все неудобства, связанные с процессом вынашивания.

От этой информации Оскару почему-то стало жутко, и с тех пор он прикладывал особые усилия, что бы просто не замечать желудочных позывов.

Но тошнота была не единственным призраком, следовавшим за ним, на чье присутствие Оскар старался не обращать внимания. Их было так много, что он терялся в названиях и именах – его собственный демонический легион. В попытке справиться с ними, он мог подолгу смотреть в одну точку, тогда сознание останавливалось, все замирало, и Оскар повисал где-то в воздушной сетке, укачивающей его как колыбель. Там не было мыслей и чувств, лишь мерные движения и спасительная тишина.

 – Знаешь, иногда мне так больно, что я хочу умереть… -  Мориса тихо хмыкнула – это глупо, я понимаю, но иногда бывает так больно…

Оскар медленно перевел оживающий взгляд на жену. Опустевшая сетка, продолжала раскачиваться без него. Жалость, вызванная услышанным, сдавила горло, так сильно, что он откашлялся, но ничего не ответил. Да и что можно было сказать? Что, услышав это, испытал смятые в один ком чувства страха, радости, облегчения и стыда? Что пульс участился, застучав в висках барабанной, роковой дробью, а нити сетки, его такой спасительной сетки тревожно захрустели, словно давая понять, что под этой колыбелью таиться что-то еще.

Вдалеке послышался шум, на мгновение показавшийся Оскару схожим с клокочущим рокотом волн океана, который он никогда не видел.  Вздымая клубы красноватой пыли, толкая перед собой что-то неотвратимое, приближалась машина. Поравнявшись с Оскаром, автомобиль остановился, жалобно взвизгнув старыми колодками.

 - Доброе утро! – улыбающийся мужчина выбрался из кабины. Оскар молчал, стараясь даже не смотреть на него.

 – Погодка нынче прелесть - продолжал мужчина, не замечая безгласную угрюмость своего сомнительного собеседника. Не теряя ласковой улыбки, он достал с заднего сидения небольшую коробку.

 – Вот поглядите, товар высший класс, я гарантирую! – мужчина поднял крышку, и содержимое коробки блеснуло в новорожденном утреннем свете холодно и остро. Поморщившись, Оскар быстро взял ее и, захлопнув, бросил на пассажирское сиденье. 

Весь обратный путь его старый Шевроле скользил по какой-то невидимой черте, где время остановилось. Только оказавшись возле небольшого зеленого забора, Оскар заметил, что солнце презрительно смотрит на него, распахнув единый круглый глаз высоко в небе.

      Дверь гаража открывалась бесшумно, и это вселяло надежду, что Мориса все еще спит, не заметив его ночного отсутствия. Конечно, накануне он проследил, что бы жена приняла достаточную дозу снотворного, но тревога, неотступно следовавшая за ним повсюду, нежно шептала своё вкрадчивое «всё может быть…».

Мориса спала, откинувшись на подушку, все привычно - иссушенные руки, вздрагивающие полупрозрачные веки, бледные губы приоткрыты. Оскар наклонился, пытаясь в полумраке рассмотреть знакомые черты, в глазах затуманилось. Тревога ворочалась в горле, царапая тупыми когтями. Он старался сосредоточиться, но все сознание уперлось в еще недавно прохладную рукоятку ножа, которая теперь, согретая ладонью стала неотделима от сжимающей её руки. Чертов нож, почти с нежностью подумал Оскар. Пистолет был бы куда удачнее, но, пожалуй, легче встретить единорога, чем отыскать подходящие пули. Он невольно улыбнулся своим мыслям, которые тут же понеслись куда-то прочь, увлекая за собой капризной легкостью несбыточного. Глубокий вздох жены, заставил Оскара вздрогнуть и вернуться в реальность. Где-то в сознании щелкнул воображаемый замок на колодках, обвивших его ноги. Он слышал, как звенит цепь, приковавшая его к этой комнате, что бы не происходило, куда бы не пришлось идти, даже во сне, он слышал ее звон. 

Тревога хлестнула с новой силой, на этот раз жестко и безапелляционно. Чувствуя близость срыва, Оскар сжал губы и, вытащив оружие, ударил жену в грудь. Мориса застонала, так и не проснувшись.

Он выдохнул и, опустив глаза, похолодел. На ней  не было крови, нигде не было крови. Лезвие, обретая прежнюю форму, тускло поблескивало в полумраке хромом. Что-то оборвалось внутри Оскара, и с бешеной скоростью полетело в бездну. От головокружительного падения в ушах зазвенело и стало невозможно дышать. Ошеломленный, он быстро вышел из комнаты, сбежал по лестнице, не замечая ее скрипа, поскользнулся на плетеном коврике и, схватившись за косяк, дернул ручку. Она издала стальной чавкающий звук и распахнувшаяся дверь выплюнула Оскара в рассеянный мир воскресного утра. Запрыгнув в Шевроле,  он судорожно вдавил педаль газа. Машина, взревев, сорвалась с места, оставляя за собой зияющие дыры распахнутых дверей дома и гаража. Стрелка спидометра рвалась к граничным отметкам, но как бы Оскар не старался, выжимая последнее из хрипящего мотора, обогнать, то, что падало внутри, ему было не суждено.

 Оскар не помнил, как оказался на мосту. Смутное понимание происходящего ныло в висках. Мотор продолжал работать, раздраженно ворча и всхлипывая.

Пытаясь что-то осознать, Оскар крутил нож в руках, сотый раз перечитывая надпись на его рукоятке. Казалось, оно совсем близко, то самое, стоит разгадать и голова перестанет кружиться и опора под ногами вернется.

Что же это? – думал он, пытаясь пробраться сквозь холодную тьму, кольцо которой, вокруг становилось все уже. Но все попытки были четны, Оскар лишь барахтался, отчаянно хватаясь за пустоту, которая не могла удержать его от неизбежного притяжения пугающего дна бездны, разверзнувшаяся в нем. Как же так? Нож бракованный, просто подделка, чертов торгаш обманул, решил нажиться на его горе. Мысль показалась почему-то чужой и не правильной, но единственно возможной. И Оскар поверил бы ей, отдался бы до конца, расправив спасительные крылья, если бы не шепот даже сейчас не оставлявший его «всё может быть…».  Нужно проверить, да, будь что будет, нужно проверить. Он с силой ударил себя в живот. Смятое лезвие расползлось по рубашке, не причинив даже незначительной боли. Оскар подскочил и с отчаянной яростью швырнул оружие в воду.

Ответ пришел сам собой, и Оскар вдруг понял, что его бездна оказалась конечной, дно стремительно приближалось и встречи с ним не избежать. Он зажмурился, сдерживая крик, а нож быстро шел под воду, ловя последние лучи солнца гранями тонкой надписи на рукоятке «для любимых».